Итогом инвентаризации нефтяных запасов должно стать не "раскулачивание", а гибкий подход - Кобылкин

Привычная картина мира резко меняется последние месяцы, недели и даже дни. Эпидемиологическая и экономическая повестка заставляет всех мобилизоваться. Нефтяная отрасль оказалась в самом эпицентре круговорота событий. Однако, нефтяники не в первый раз переживают резкие изменения цен на нефть, и кризисы на рынках для большинства компаний - как один вариантов возможных негативных прогнозов. О текущих событиях и их влиянии на нефтяную отрасль, а также о своем взгляде на вечное и важное для отечественной нефтянки в интервью "Интерфаксу" рассказал министр природных ресурсов и экологии России Дмитрий Кобылкин.

- Внесло ли министерство корректировки в свою работу в связи с коронавирусом? И как оцениваете - может возникнуть форс-мажор в поставках, например, оборудования из-за коронавируса, в связи с чем российские компании вынуждены будут поднимать вопрос о выполнении обязательств по лицензиям?

- Видя, как ситуация развивается в Китае и других странах, мы понимаем угрозу от коронавируса. И предполагаем, что производственные компании могут сделать поправку на те или иные обстоятельства. Будем изучать каждый момент и входить в положение.

Например, сейчас строится ледостойкая платформа на "Адмиралтейских верфях" для экспедиции "Северный полюс". Это первый и уникальный проект в России. И в нем есть один из элементов, который не производится нигде в мире кроме Китая. Он заказан, но из-за определенных ограничений уже ясно, что будет перенос срока поставки механизма.

Такие вещи могут происходить и в нефтегазовых компаниях.

А что касается исполнения национальных проектов и указов президента, то никакой коронавирус на это повлиять не сможет. Будем работать четко и достигать поставленных целей.

- Каковы предварительные показатели восполнения запасов нефти по итогам 2019 года?

- Итоги хорошие. Все, как мы планировали, прогнозы сбылись. По итогам 2019 года ожидается прирост 590 млн т нефти с конденсатом по категориям А+В1+С1.

Основной прирост запасов нефти произошел за счет доразведки Пайяхского нефтяного месторождения (принадлежит структуре бизнесмена Эдуарда Худайнатова - ИФ), прирост по нему составил по категории С1 - 43,5 млн т, по категории С2 - 1006,9 млн т. И это один из самых крупных приростов в России. В целом запасы Пайяхи огромны, они еще окончательно не определены, идет разведка.

На севере Красноярского края практически открыта новая нефтяная провинция, ее соразмерно сравнить с нефтяными открытиями на Ямале. В этом регионе и дальше планируется разведка - в Енисейской, Анабарской, Вилюйской зонах, на Хатанге. Сейчас приоритет российской геологоразведки смещается именно в Красноярский край.

- Энергетическая стратегия России на период до 2035 года предполагает в оптимистичном сценарии сохранение ежегодной добычи нефти в 550-555 млн тонн. А Россия обеспечена достаточными запасами для поддержания такого уровня добычи на ближайшие 15 лет?

- Обеспечена. Несомненно, есть проблема ухудшения качества запасов - об этом много говорится. Но появляются новые технологии добычи, в том числе трудноизвлекаемых запасов, и компании смогут найти способы держать добычу на уровне.

Я в этом плане переживаю даже не за добычу и запасы, а за рынки сбыта. Последнее падение цен в связи с ограничениями из-за коронавируса и отсутствия компромиссных решений ОПЕК+ еще раз доказали зависимость финансовых систем и объемов потребления. Мы видим, как в текущем моменте промышленность в том или ином регионе останавливается или притормаживается, это тоже сказывается на производителях нефти и газа. Есть влияние экологических настроений, активизации применения зеленых технологий.

- А как трехлетка сделки ОПЕК+ и ограничения по добыче для России сказались на темпах развития геологической отрасли? Если бы сделки не было, темпы ГРР были бы выше?

- Я предлагаю реалистичнее смотреть на темпы проведения ГРР. Мы все время сравниваем современную геологоразведку с советским периодом: раньше делали большой объем проходки, бурили столько-то скважин, а сейчас все гораздо меньше.

Но ведь это совершенно несопоставимые условия отрасли и рынка! Советское государство вкладывало огромные финансы в геологоразведку, деньги, как говорится, не считали: шли, бурили, находили, а если не находили, то затраты на себя брало государство.

Сегодня все иначе. Сегодня бурится ровно столько скважин, сколько необходимо для потребления в ближайшем будущем, с ориентиром на прогноз этого потребления. И каждая компания видит свой горизонт, понимает, что ей необходимо, чтобы не упала в добыча. И точно никто не набуривает на 100 лет вперед, это нецелесообразно. Рынок диктует такие условия.

Поэтому я считаю - не надо заставлять наши нефтегазовые компании бурить на многие десятилетия вперед. Или же давайте поставим задачу для нефтегазовой отрасли с горизонтом в 100 лет. Только что в ответ скажут компании? Наверное: "Если вы хотите, вы и бурите - за счет тех налогов, которые мы платим".

Да, в российском геологоразведочном бурении нет активной динамики, но я не вижу в этом угрозы. Просто нет сейчас на рынке потребности масштабного геологоразведочного бурения.

- Может быть, для стимулирования ГРР пора ввести возврат из НДПИ части средств, например, на геологоразведку ТРИЗ? Ведомства обсуждали такой вариант.

- Да можно ввести все, что угодно, любой налог. Только надо сразу понимать, что, таким образом, увеличивается налоговая нагрузка на недропользователей, повышается себестоимость добычи. Увеличивая себестоимость, снижаем прибыль, а это значит - снижается налог на прибыль и налоговые поступления в бюджет РФ.

Из-за роста себестоимости барреля российской добычи может снизиться эффективность работы всей отрасли. Потому что на одно рабочее место в нефтегазовом комплексе приходится порядка 15-16 рабочих мест разных производств в России. Дополнительная налоговая нагрузка на нефтяников запустит "круги по воде". Поэтому нужно быть очень аккуратными и осторожными с заявлениями по поводу налогов.

Для нефтегазовых компаний важнее, чтобы они имели заказ хотя бы на десятилетние вперед. И чтобы был такой налоговый режим, который позволяет иметь рентабельность отрасли.

Мы должны, безусловно, думать о долгосрочных перспективах. Например, очень своевременно поставлена задача освоения Арктики, создаются условия для активизации работы в арктической зоне. Надо также продолжать геологоразведку новых регионов. Но все нужно делать с учетом оценки реалий и эффективности.

- Порядка 80% средств, выделяемых государством на ГРР, приходится на "Росгеологию". Как вам эффективность работы этой госкомпании?

- Далека до идеала, безусловно. На мой взгляд, компания должна осознать принципиальный момент: или она научится выживать в рынке, или будет терять хватку и навыки, даже имея гарантированный госзаказ.

В начале марта мы рассмотрели перспективы "Росгеологии". Пытаемся задать ей новый вектор развития - создание инновационных, прорывных технологий, способных помогать извлекать трудноизвлекаемые ресурсы. Условно, целью для компании должно стать создание нового подхода, способа, технологий добычи ТРИЗ, востребованных во всем мире, за которыми все встанут в очередь. Вот это современный вызов для "Росгеологии".

В корне неверно, когда "Росгеология" просит создать для нее такие условия, чтобы она стала монополистом на каком-то геологическом поле. Я, при всей любви к геологии, не могу с этим согласиться. Если принято решение жить в рынке, то должны выживать сильнейшие. "Росгеология" должна стать сильной структурой, способной доказать, что ее технологии лучшие в России и в мире. Вот к чему надо стремиться.

Совет директоров компании ставит менеджменту "Росгеологии" такие задачи. И у нас достаточно сил сделать им такие предложения, от которых они вряд ли смогут отказаться.

- Инвентаризация нефтяных запасов длится второй год. Когда мы узнаем ее итоги?

- Инвентаризация преобразовалась в сложный процесс оценки современной отечественной нефтяной отрасли. Мы стараемся изучить показатели буквально каждой скважины: сроки ввода, темпы добычи, причины обводнения пласта. Для всего этого нужны время и специалисты, приходится делать множество запросов. Но в 2020 году итоги инвентаризации, однозначно, будут опубликованы.

Я бы хотел сделать такой акцент: проводится инвентаризация не только нефтяных запасов, мы занимаемся общей инвентаризацией - и всех запасов, и выполнения лицензионных обязательств, и состояние так называемых "спящих лицензий".

Что касается последних, по ним справедливо возникают вопросы: получается, государство продало недра на аукционах, компании за них заплатили денежные средства. Теперь необходимо проанализировать: при каких условиях были куплены участки. Если государство в лице субъекта федерации брало на себя какие-либо обязательства, связанные с льготными условиями разработки месторождения или были какие-то обязательства по инфраструктуре, и эти обязательства государством не выполнены, то нет вины компании в невыполнении лицензии. Кроме того, нужно учитывать внешние факторы: если компания покупала месторождение, когда ценовой ориентир за баррель был в районе $100, а при сегодняшних ценах рентабельность проекта не выдерживается, то нужно делать поправки на это. Должен быть гибкий подход, а не банальное "раскулачивание".

Однако же, если причина невыполнения условий лицензии - чистое разгильдяйство, если компания могла бы осваивать актив, но решила просто придержать его и не хочет разрабатывать, тогда государство обязано включать регулирование.

В качестве примера хочу привести проект добычи метана из угольных пластов "Газпрома" на Кузбассе. Когда компания получала эти месторождения, то рассчитывала на технологии, которые были наработаны в Америке и Канаде. Факт введения санкций закрыл "Газпрому" такую возможность. В результате компания вынуждена заказать проведение работ внутри корпорации, организовать НИОКР, привлекать науку, конструкторские бюро, думать об изготовлении тех или иных приборов. На все это нужно время. А месторождение вроде как "спящее". Но от "Газпрома" факт введения санкций не зависел. И здесь мы должны нести субсидированную ответственность. Все это учитывается в процессе оценки эффективной разработки запасов.

- Так какова же на данный момент оценка Минприроды эффективности освоения нефтяных запасов России?

- Сейчас, по предварительным данным, ясно, что на 87,9% нефтяные недра России используются эффективно. И это хороший показатель. Думаю, когда мы будем подводить окончательный итог, он превысит 90%.

Но это, еще раз повторяю, если упрекать те же "Газпром" и "Роснефть" за участки и месторождения в Арктике, которые из-за нерентабельности пока стоят неразработанными. Потому что нет для них налогового режима, потому что санкции.

Звучат предложения - забрать у госкомпаний крупные участки или месторождения на шельфе Арктики, которые они не осваивают, чтобы затем снова выставить их на аукцион. Да такой актив сейчас никто купить не сможет! И особого смысла в этой идее я не вижу. Но вот имиджевый и финансовый ущерб компаниям таким образом мы можем нанести легко. Заявления, что у компаний на шельфе Арктики лицензии, на которых они ничего не делают, это как выстрел себе в ногу. На самом деле все не так просто, в каждой истории надо разбираться индивидуально.

- Минприроды к апрелю 2020 года должно утвердить программу геологического изучения участков недр в Арктике для формирования грузовой базы Северного морского пути до 2035 года. Какие месторождения могут быть в ближайшее время выставлены на аукционы, чтобы затем стать ресурсной базой Севморпути?

- Мы давно уже сделали свою карту с центрами добычи того или иного сырья в арктической зоне. Указ президента, учитывающий рост грузооборота по Севморпути до 80 млн тонн в 2024 году - наша цель.

Цифра в 80 млн тонн просматривается, но при определенных условиях. Есть гарантированные 56-60 млн тонн, связанные со сжиженным природным газом "НОВАТЭКа", с нефтяными проектами "Газпром нефти", добычей "Норильского никеля".

Есть еще уголь Таймыра - компания "Северная звезда" летом 2020 года планирует начать освоение территории Сырадасайского месторождения каменного угля. Здесь возможна перевалка угля по Северному морскому пути до 10 млн тонн. И, конечно, Пайяха, транспортировка нефти, которой также доминирует к Севморпути.

Есть много активов на стадии геологоразведки, которым, безусловно, надо помогать.

Что касается списка участков, которые могут быть выставлены на аукционы, мы, в принципе определились.

- Какие ключевые меры предлагает Минприроды, чтобы обеспечить защиту природы Арктики в условиях активизации ее освоения?

- Это комплексные меры, над которыми мы работаем давно. Здесь и национальный проект "Экология". И 11-й федеральный проект - наилучшие доступные технологии (НДТ). И комплексные экологические разрешения (КЭР).

У нефтегазовых компаний здесь все просто и понятно. Потому что нефтяники и газовики уже давно живут в наилучших доступных технологиях, задачах снижения экологических рисков, соблюдения условий разрешений. Потому что понимают: чем основательнее обезопасишь себя с точки зрения аварийности, тем стабильнее будет горизонт добычи. В Арктике аварийность любой скважины или платформы может привести к таким штрафам, которые ни одна компания не вытянет.

Арктика очень сильно дисциплинирует, не дает расслабиться ни людям, ни компаниям. С другой стороны, это уникальный шанс - каждый шаг в Арктике инновационен. Наука и технологии там идут впереди всего, таким особенным ледоколом.

- Почему фактически не обсуждаются перспективы твердых полезных ископаемых (ТПИ) в Арктике и преференций для них?

- Различных видов твердых полезных ископаемых в арктической зоне много. Они и на суше, в прибрежной зоне, и на дне океана. Вопрос в рынках и востребованности.

Сегодня у России достаточно центров добычи твердых полезных ископаемых. Эта сфера более спокойна, рынок ТПИ более либерализован, он не встроен государственную вертикаль - в отличие от углеводородов.

По ТПИ мы ввели практику получения участка по заявительному принципу, делаем все, чтобы привлечь как можно больше инвесторов, и видим встречный интерес. Но я считаю, что освоение твердых полезных ископаемых в Арктике - это следующий шаг, после масштабной разработки углеводородов. Скорее всего, ТПИ будут заниматься наши дети. А внукам достанется освоение дна океана.

- Кстати, о дне океана. В феврале вы ездили на очередное заседание Комиссии по границам континентального шельфа ООН, представляя новые доказательства России по расширению границ на шельфе Северного Ледовитого океана. Комиссия ООН учла дополнительные доводы РФ?

- Я ездил туда в первый раз, и лично убедился - как сложно идет этот процесс. Потому что битва в Арктике грозная, это битва за границы, за территории, за огромные ресурсы. Все отдают себе в этом отчет. Меня порадовала эта поездка, много встало по своим местам. В результате я принял решение, что теперь лично возглавлю делегацию РФ в Комиссии ООН.

Очень важным фактом лично для меня стало то, что в комиссии работают высокопрофессиональные люди, знающие проблему морского шельфа изнутри. Они геофизики, профессоры, академики, бывшие адмиралы. Абсолютно разные люди. И эта комиссия - совершенно не про политику, она про доказательства, геологическую базу, подтверждающие детали.

Деньги, которые РФ потратила за это время на геологоразведочные работы на шельфе Северного ледовитого океана, это вовремя и на нужное дело направленные средства. Информация этих экспедиций будет стартовой позицией в будущей геологоразведке, сможет подсказать - куда двигаться, где есть ресурсы.

Конечно, политика в самом процессе установления границ есть. Но если мы будем максимально доказательны, если новые и новые материалы будут только подтверждать нашу правоту, с ней вынуждена будет согласиться любая профессиональная комиссия.

После очередного визита в ООН мы продолжим работы в океане, чтобы снять вопросы, например, по хребту Гаккеля. В целом я понимаю, что это еще очень надолго. Но как бы долог не был этот путь - его надо пройти, нужно расширить границы России в Арктике. Речь идет о 25% общем мировых запасов мира. Арктика и есть кладовая мира.

- Вы по-прежнему не согласны с предложением создания госкорпорации "Росшельф", которая, как предполагается, будет координировать работу новых проектов на шельфе Арктики и Дальнего Востока?

- У меня есть мнение по поводу создания любой госкорпорации: я за корпорацию, которая нужна для создания новой отрасли. Не в качестве доминанты этой отрасли, а в качестве сопровождения, интегратора. Пример - публично-правовая компания "Российский экологический оператор" (РЭО, оператор "мусорной" реформы).

Давайте исходить из целей и задач. Если стоит задача сделать геологоразведку на шельфе за счет средств государства, то тогда возникает вопрос: "А для чего создавали "Росгеологию"? Если уже существует "Росгеология", зачем мы еще одну геологоразведочную корпорацию создаем? Я считаю, что на базе "Росгеологии" при ее людских ресурсах и возможностях вполне реализовать задачу разведки шельфа. Заодно обновим основные средства "Росгеологии".

Этот вопрос мы обсуждаем с министром Дальнего Востока и Арктики Александром Козловым. Я хорошо знаю Арктику, и мне кажется, правильно понимаю задачу, которая стоит сегодня в рамках изучения этого региона.

Вице-премьер Юрий Трутнев, курирующий Арктику, тоже очень хорошо знает эту тему. И понимает, насколько непросто строительство хотя бы одной ледостойкой платформы. А сделать заказ на пять таких платформ! У нас просто нет таких верфей, нет компетенций. Все опять в Китае будем заказывать или в Корее?

В целом процесс создания "Росшельфа" еще идет, решение не принято.

- Минприроды неоднократно отмечало, что компании не спешат осваивать арктический шельф, потому что при текущих ценах на нефть это невыгодно. Но вот "Газпром нефть" и "НОВАТЭК" заявили о партнерстве на Северо-Врангельском шельфовом участке, и говорят о возможном дальнейшем сотрудничестве. Может быть, будущее арктического шельфа за подобными партнерствами, в том числе, с иностранными компаниями?

- Действительно, нужны предпосылки. Нужно ли это компаниям? Нужно ли им развивать новые центры шельфовой добычи, если сегодня не то что на континенте, еще и в неосвоенной прибрежной зоне достаточно ресурсов. Выходить дальше на шельф Арктики я бы не торопился.

Вспомните примеры Бованенково, Тамбея. Советский Союз в свое время несколько раз подходил к этой "штанге", но не было технологий и правильных решений, Бованенково даже думали с моря обустроить. А позже "Газпром", построив туда железную дорогу, начал осваивать месторождение с использованием уже современных технологий. То же самое с активами "Ямал СПГ" "НОВАТЭКа". Сегодня они смогли построить на вечной мерзлоте завод, пробурить скважины, наладить экологически безопасное производство. Еще десятилетие назад это было невозможно.

А добыче нефти на шельфе должна быть еще более безопасной, чем на суше. Как вести себя, если нефть разольется подо льдом в 2-3 метра? История с аварией в Мексиканском заливе показательна, но не сравнима с условиями Северного Ледовитого океана. Сейчас нет технологий, позволяющих безопасно добывать нефть во льдах шельфа Арктики.

- "Газпром" и "Роснефть" подавали в Минприроды заявки о переносе сроков по лицензиям на шельфе Арктики?

- Нет.

- Минприроды продолжит лицензирование на шельфе Балтийского и Каспийского море?

- Ресурсная база Каспия и Балтики, безусловно, нуждается в приросте. Заявки от компаний есть, предложения поступают различные, но и у нас свой взгляд. Так, на Тюленьих участках Каспия Минприроды предлагает аукционную историю. Однако, обсуждение вариантов продолжается.

- Планируется ли выставить на аукцион Северо-Гыданский участок, который "НОВАТЭК" просил еще в прошлом году? На каких условиях?

- Этот участок стоит в аукционных планах.

- Вы всегда подробно отвечаете на вопросы о нацпроекте "Экология", экологическом мониторинге, "мусорной реформе" и других темах, которые курирует ведомство. На этом фоне тема недропользования в публичном поле выглядит забытой, Минприроды дает минимум информации по ней в открытых источниках. И от вас комментарии минимальны. Почему так?

- Добыча углеводородов играет значительную роль в доходной базе бюджета нашей страны. На деньги, которые мы получаем от продажи нефти и газа, реализуются крупные социально-экономические проекты, связанные с развитием страны.

Минприроды, и я, как глава ведомства, знаем глубокие детали работы предприятий ТЭК. Но в нефтегазовой сфере работают сплошь "голубые фишки", компании, акции которых котируются на бирже. Поэтому, считаю, мы не вправе давать комментарии, касающиеся финансово-хозяйственной деятельности того или иного предприятия. Эта сфера крайне чувствительная и ответственная.

- А если не про конкретные компании, а про нефтегазовую отрасль и ее перспективы?

- Постепенно у меня формируется понимание, где можно сделать рывок в этой сфере - это цифровое недропользование. Цель такого рывка - рациональное недропрользование. Если капнуть каплю масла в чашку с водой, масло растечется по поверхности тонким слоем. Именно столько нефти мы сейчас добываем - совсем немного с поверхности недр.

Путь к прорыву, с моей точки зрения, заключается в значительном повышении коэффициента извлечения нефти (КИН). Сегодня его средний уровень невысок, но есть все предпосылки значительного роста. Через НИОКР, изобарические, химические заводнения, за счет улучшения отдачи пласта, нового уровня технологичности. Все это должно помочь извлечь из разрабатываемых залежей гораздо больше нефти, продлить жизнь месторождения.

А если мы добьемся этого прорыва на имеющихся сегодня активах, нам не нужно будет идти в Арктику, возводить там новые производства. Пусть ее осваивают следующие поколения с их продвинутыми технологиями. Сейчас у нас определены традиционные места добычи нефти, есть вся инфраструктура, люди, построены целые города, детские сады, школы. Государственная система привязана к этим центрам, надо продлить им жизнь. Никаких баррелей из новых провинций и прибылей за счет новых активов не хватит, если мы потеряем ключевой центр добычи в Западной Сибири. Таким, считаю, должен быть государственный подход к перспективам развития нефтегазовой отрасли.